Ну вот, братья и сестры! Поселился я вот тут, в клубе у Гёргича. Сначала это был клуб АБВГД, ну как АБВГДейка — помните такую милую детскую передачу? А то клуб такой. Вот надо бы, чтобы и тут было всё мило и по-детски наивно и чисто — ну по возможности, конечно. 

А потом Хуанна мне говорит — а чо мы тут мудрить будем? А давай назовём «У Гёргича»? А я ей — А давай! И мы — А дали!

Для чего я затеял всю эту канитель? — точнее мы с Хуанной по моей просьбе. Тут просто как гвоздь — мы все люди разные: кому-то арбуз, а кому-то свиной хрящик. А я последнее время вообще ни туда, ни сюда. Пишу про свои страдания и это не те страдания, которые песни такие есть, вот, например «Саратовские страдания» - 

А мои другие — сопли по всей морде, нытьё — не всякому это понравится да и любому надоест, когда постоянно сопли! И чтобы какбы ленту общую не засорять, решил я чуток отделиться и Хуанна — спасибо ей великое! — пошла мне навстречу, но веник всучила — шоп чисто у меня тут было! Окурки только в пепельницу! — и банку пустую из-под кофе мне дала. Строгая!

Вот теперича я тут развернусь! Или завернусь. Ну и кому поныть хоцца, пострадать не в одиночку, поделиться абы с кем своим наболевшим и горьким, но не абы с кем, а вроде как в узком кругу и не на виду у всего двора — милости прошу сюда.

Чо получится — не знаю, от нас зависит. Ну не получится — тоже горе не великое. Меньше соплей на сайте будет!)))

Какой-то сбой, что ли произошёл. Выложил этот пост пару часов назад, потом ещё один пост и пошла кутерьма! Тут сколько постов можно в день — кто знает? В общем снёс я все эти посты и сейчас попытаюсь этот вновь поставить. Хм… ерунда какая-то. Ну да ладно, итак — окончание...

***

Январский Киев встретил нас весенней погодой и Александром Исааковичем Ц. Таинственный Гудвин оказался обыкновенным мужчиной, моложавым и молодцеватым, несмотря на свои не то 62, не то 65, к тому же острым и щедрым на язык и чрезвычайно эрудированным. Внешность? — ну представьте НЕ седого Аркадия Райкина только поплотнее — что-то похожее. Несмотря на свою чётко прописанную на лице национальность, он был ярым антисемитом и я наконец-то сумел узнать из его вполне профессиональных объяснений, чем семиты отличаются от евреев, кто такие сионисты и почему их нельзя смешивать с евреями и считать заодно и наконец откуда пошли «жиды», кто это такие и кого именно называют жидами. Даже в мою замутнённую похмельем голову это зашло сразу и без вопросов, а темка про ж/д для меня была насущная: моя мать года два-три была замужем за евреем, моя троюродная сестра была (и есть!) замужем за евреем — причём сыном того еврея — маминого. Чудеснейшие евреи! Давид Ильич (который мамин) прошёл всю Отечественную, вернее проехал — был водителем и возил пушки на передовую, имел кучу ранений и медалей, а Ян (сеструхин) — класснейший юморной мужик, который познакомил меня — тогда ещё пацана — с творчеством Высоцкого,  нынче он профессор и вообще умница! Ян, конечно, а не Высоцкий. У дочерей Давида (он всегда просил, чтобы его называли ДавЫд), проживающих в Мурманске, я останавливался в 1984 году, когда по делам службы был там — до сих пор в восторге от них, особенно от Бетти!

Но продолжим...

Вас удивляет как он успел так сразу и так много мне рассказать? Ха! С вокзала мы шли… пешком! До самой Севастопольской площади! Потому что поезд пришёл ночью, троллейбусы уже не ходили, а Александр Исаакович таки действительно был антисемит и конечно же сэкономил на такси! Мы прошли несколько километров по ночному Киеву и наши руки вытянулись до асфальта — Ульская родня жены Исаакыча передала им чугун и бетон — именно столько весили так называемые «передачки» любимой дочке и не менее любимому зятю: — Ну пусть хоть домашнего покушают! Пришлось мне где-то на третьем километре раскошеливаться на такси из магаданскарских запасов.

И опять я многое пропущу для сестры таланта — краткости. В общем, как только я оклемался от своего заграничного запоя — я же в России пил! — Исакыч (так я его называл) приступил к таинству. Он усадил меня в кресло, попросил расслабиться и ни о чём не думать, даже лучше закрыть глаза. Сам же стал ходить вокруг меня и руками делать пасы… Вот сейчас вспоминаю всё это и хочется написать паССы, потому что если бы кто наблюдал за нами со стороны, он бы так смеялся, что я бы ему обязательно  сказал: — Пойди пассы, а то...

Но самое удивительное, что нечто экстрасенсорное в нём скорее всего действительно было. Так например, когда я сидел, он рукой провёл возле моего тела и когда дошёл до левой ступни, спросил: 

— У тебя тут был перелом? Что-то жар идёт. 

А я действительно когда-то давным-давно, играя в футбол скорее всего сломал фалангу пальца, но к врачам не пошёл, поболело-поболело и перестало — видимо срослось, но неправильно.

В общем, сеанс лечения мы прошли. Потом ещё парочку — для закрепления. Испытывая ко мне некую симпатию, он даже совершил некий новый чудодейственный обряд: — Ты не насовсем бросишь пить, а только не будешь напиваться. Вот выпьешь сто грамм водки, например, или 200 вина — и всё, организм сам больше не запросит.

Да это же мечта! Эх, не знал он мой организм! Это же кремень!)))

И вот после сеансов (слово-то какое!) он предложил: — А теперь выпьем. Для проверки. И достал бутылку вина — какой-то венгерской (может болгарской) неминуемо сладкой гадости, не то Токайское, не то Тамянка, а я такую вообще никогда не мог пить! Даже на похмелье!

Я выпил рюмочку и...

Чудо! Явилось чудо! Эту сладчайшую гадость мой организм отверг!.. что случилось бы и без всяких сеансов.

На следующий день я, уже вполне одухотворённый и полный энергичного оптимизма — я же не пью! Грех поражён! — позвонил своим друзьям-однокашникам, которые жили в Киеве. Мы не виделись с самого выпуска, то есть около 10-12 лет. Некоторые телефоны конечно же не ответили, но один ответил — Владимир, Вовка. Мы обрадовались, тут же договорились встретиться, что и сделали через некоторое время на метро Арсенал. 

Ну обнялись, он меня тут же потащил в какую-то сауну в Дарнице — это был его район. Он уже был начальник какого-то отделения БХСС, что меня сильно удивило — в России к тому времени ОБХСС уже был переформатирован в ОБЭП. Но не суть. Приехали, оказывается была пятница, а в этот день собираются все наши однокашники-киевляне, которые закончили одну и ту же вышку в Горьком. Короче народу собралось человек 12-15, все ОБХССники, уважаемые люди и ясен пень алкоголя во всяческом разнообразии было с избытком, как и крутой закуски к нему, начиная от свежайших шашлыков от свинины до осетрины и до всяких копчёностей и солёностей — я имею ввиду тысячу и одну… нет, не ночь, тысячу и один вид сала! Украина же! Там розумиют толк в снэди! Шахрезада от того сала просто бы сбежала из своей Бухары сюда — к нам в сауну!

Закончилось моё испытание как вы уже поняли так же, как и всегда. А ведь хотели как лучше! В голове до сих пор какие-то смутные отрывки событий — вот мы едем в какую-то крутую гостиницу якобы ждут девочки, вот эти девочки, лиц которых я убей не помню — впрочем как и всего остального, что касалось этих девочек, помню только, что Шахризады точно не было.

Вот я заблудился в этой гостинице и по пьяному делу не помню в каком номере мои друзья, а номеров на-минуточку под тысячу, но это бы полбеды — там в потеряном номере и моя верхняя одежда! А на улице январь!

Новый просвет — вот Вова и другие надевают на меня мою куртку и шапку — ага! нашли! Выходим на улицу.

Снова провал и заключительный всплеск — я стою на какой-то трассе и торможу такси. Почему-то один — снова потерялся? Останавливается всё ещё советская стандартная салатная Волга Газ-24 с шашечками, водитель не весьма вежливо — ночь же! — Докуда треба? И тут меня осеняет — а деньги?! есть ли у меня деньги? Я роюсь в задних карманах джинсов… пусто! Все украинские купоны-фантики куда-то испарились! Лезу в другой — рубли. Говорю: — Слушай, командир, а у меня только рубли, подойдут? — Скильки? — Я разворачиваю купюру — 10 тыщ. Две бутылки водки в России. Ну, думаю, пролетаю как фанера над Пари… нет, ближе — над Киевом, но со свистом! Я протягиваю десятку — мятую, тёртую — и с надеждой в голосе спрашиваю: — Хватит до Севастопольской площади?

И тут!!!

Водитель мгновенно вылетает из машины, подбегает ко мне, открывает заднюю дверь и мягонько так:

— Сидайте, сидайте будь ласка! Та за цеи гроши я ж вас… я ж вас… а хочитэ прямо у Москву? Та я зараз!

Я зараз сиданул, уселся поудобнее, скорее даже разлёгся, водила взял с пробуксовкой и слышу:

— Може чо выпить треба? Тама в кармашках пошукайте — это в счёт поездки.

Я пошукал. Там было всё! Эх, Шахризада-Шахризада! Не знала ты, где настоящая Бухара! Киевские водители, как, впрочем, и российские в те времена, в ночную пору подрабатывали коробейниками, точнее алкобейниками — продавали алкоголь страждущим. Я страждал пива баночного и оно — вуаля! — у меня в руках, прохладное, шипящее пеной из-под выдернутой чеки!

Я никогда — ни тысячи раз до, ни тысячи раз после! — не ездил в такси с таким сервисом и уровнем уважения ко мне. И плевал я на эти лондонские кэбы с их потно-вежливыми ниггерами за рулём и уровнем английского хуже моего! — Хитроу? Гатуик? Ес, сэр! — вот и весь запас!

Ехали мы долго, водитель веселил меня анекдотами и байками на своём киевском суржике и я чувствовал, что этот язык для меня совсем родной! Так часто говорят на российских югах — как-то иронично-музыкально, словно поют весёлую песенку, с характерным гхыканьем, мягко, Та вместо Да, Шо вместо Чо ну и прочее. И так всегда говорил и говорю я — мне часто на это указывают, иногда с презрением, иногда с весёлым удивлением, но я так говорил, говорю и буду говорить.

Приехали на Севастопольскую, он завёз меня прямо во двор дома Исакыча, подвёз прямо к подьезду, оборчивается ко мне и с улыбкой:

— Звиняй, хлопчик, до этажу не можу — трохи узковато.

И тут… нет, ну каков наглец! Он собирался дать мне сдачу!!! Меня это так возмутило, будто это я не додал ему несколько рублей и мы теперь спорим. Даже не думай! — был мой ответ.

Исакыч и моя будущая бывшая жена встретили меня тревожно. Но увидев моё счастливейшее лицо, тоже улыбнулись. Я обнял Исакыча (был ещё пьян) и сказал:

— Исакыч, ты вот такой мужик! И твоё лечение прошло на ять! — я проверял всю ночь. Как ты говорил: — Сто килограмм и видишь? — больше не хочу!

Много лет спустя Исакыч дважды приезжал к нам в Ульск. В гости к своим тестю и тёще, которые были его моложе лет на 10-15, но он с добросовестностью правильного еврея наывал их мамой и папой. И мы с ним неоднократно проверяли его курс лечения… потому что Исакыч — вот такой мужик!

• Редактировать
 
• Удалить

Кто автор? Мне прям казалось, я у Губермана это читала... 

• Ответить
 
• Удалить

Автор — автор.

• Ответить
 
• Удалить

Обана! Я уже Губерман! Не знал, что он так бухает!!!

• Ответить
 
• Удалить

Он это тоже не скрывал))

• Ответить
 
• Удалить

Он не знал как я бухал!

• Ответить
 
• Редактировать
 
• Удалить

Так вот какой ты северн… Губерман. Приятно познакомиться. А скрытничал-то как. Хороший рассказ, Саша.

• Ответить
 
• Удалить

Я знал, что тебе поравится!

• Ответить
 
• Удалить

А как созвучное может не понравиться?

• Ответить
 
• Удалить

Блин… а у мня какая-то лажа! Прикинь, с Хуанной открыли клуб новый, тиснул я сюда постик от лица модера этого клуба, а мой про Бух куда-то пропал! Сейчас буду кумекать. Может тот снесу и потом залью, может чо другое. 

• Ответить
 
• Удалить

***

Январский Киев встретил нас весенней погодой и Александром Исааковичем Ц. Таинственный Гудвин оказался обыкновенным мужчиной, моложавым и молодцеватым, несмотря на свои не то 62, не то 65, к тому же острым и щедрым на язык и чрезвычайно эрудированным. Внешность? — ну представьте НЕ седого Аркадия Райкина только поплотнее — что-то похожее. Несмотря на свою чётко прописанную на лице национальность, он был ярым антисемитом и я наконец-то сумел узнать из его вполне профессиональных объяснений, чем семиты отличаются от евреев, кто такие сионисты и почему их нельзя смешивать с евреями и считать заодно и наконец откуда пошли «жиды», кто это такие и кого именно называют жидами. Даже в мою замутнённую похмельем голову это зашло сразу и без вопросов, а темка про ж/д для меня была насущная: моя мать года два-три была замужем за евреем, моя троюродная сестра была (и есть!) замужем за евреем — причём сыном того еврея — маминого. Чудеснейшие евреи! Давид Ильич (который мамин) прошёл всю Отечественную, вернее проехал — был водителем и возил пушки на передовую, имел кучу ранений и медалей, а Ян (сеструхин) — класснейший юморной мужик, который познакомил меня — тогда ещё пацана — с творчеством Высоцкого,  нынче он профессор и вообще умница! Ян, конечно, а не Высоцкий. У дочерей Давида (он всегда просил, чтобы его называли ДавЫд), проживающих в Мурманске, я останавливался в 1984 году, когда по делам службы был там — до сих пор в восторге от них, особенно от Бетти!

Но продолжим...

Вас удивляет как он успел так сразу и так много мне рассказать? Ха! С вокзала мы шли… пешком! До самой Севастопольской площади! Потому что поезд пришёл ночью, троллейбусы уже не ходили, а Александр Исаакович таки действительно был антисемит и конечно же сэкономил на такси! Мы прошли несколько километров по ночному Киеву и наши руки вытянулись до асфальта — Ульская родня жены Исаакыча передала им чугун и бетон — именно столько весили так называемые «передачки» любимой дочке и не менее любимому зятю: — Ну пусть хоть домашнего покушают! Пришлось мне где-то на третьем километре раскошеливаться на такси из магаданскарских запасов.

И опять я многое пропущу для сестры таланта — краткости. В общем, как только я оклемался от своего заграничного запоя — я же в России пил! — Исакыч (так я его называл) приступил к таинству. Он усадил меня в кресло, попросил расслабиться и ни о чём не думать, даже лучше закрыть глаза. Сам же стал ходить вокруг меня и руками делать пасы… Вот сейчас вспоминаю всё это и хочется написать паССы, потому что если бы кто наблюдал за нами со стороны, он бы так смеялся, что я бы ему обязательно  сказал: — Пойди пассы, а то...

Но самое удивительное, что нечто экстрасенсорное в нём скорее всего действительно было. Так например, когда я сидел, он рукой провёл возле моего тела и когда дошёл до левой ступни, спросил: 

— У тебя тут был перелом? Что-то жар идёт. 

А я действительно когда-то давным-давно, играя в футбол скорее всего сломал фалангу пальца, но к врачам не пошёл, поболело-поболело и перестало — видимо срослось, но неправильно.

В общем, сеанс лечения мы прошли. Потом ещё парочку — для закрепления. Испытывая ко мне некую симпатию, он даже совершил некий новый чудодейственный обряд: — Ты не насовсем бросишь пить, а только не будешь напиваться. Вот выпьешь сто грамм водки, например, или 200 вина — и всё, организм сам больше не запросит.

Да это же мечта! Эх, не знал он мой организм! Это же кремень!)))

И вот после сеансов (слово-то какое!) он предложил: — А теперь выпьем. Для проверки. И достал бутылку вина — какой-то венгерской (может болгарской) неминуемо сладкой гадости, не то Токайское, не то Тамянка, а я такую вообще никогда не мог пить! Даже на похмелье!

Я выпил рюмочку и...

Чудо! Явилось чудо! Эту сладчайшую гадость мой организм отверг!.. что случилось бы и без всяких сеансов.

На следующий день я, уже вполне одухотворённый и полный энергичного оптимизма — я же не пью! Грех поражён! — позвонил своим друзьям-однокашникам, которые жили в Киеве. Мы не виделись с самого выпуска, то есть около 10-12 лет. Некоторые телефоны конечно же не ответили, но один ответил — Владимир, Вовка. Мы обрадовались, тут же договорились встретиться, что и сделали через некоторое время на метро Арсенал. 

Ну обнялись, он меня тут же потащил в какую-то сауну в Дарнице — это был его район. Он уже был начальник какого-то отделения БХСС, что меня сильно удивило — в России к тому времени ОБХСС уже был переформатирован в ОБЭП. Но не суть. Приехали, оказывается была пятница, а в этот день собираются все наши однокашники-киевляне, которые закончили одну и ту же вышку в Горьком. Короче народу собралось человек 12-15, все ОБХССники, уважаемые люди и ясен пень алкоголя во всяческом разнообразии было с избытком, как и крутой закуски к нему, начиная от свежайших шашлыков от свинины до осетрины и до всяких копчёностей и солёностей — я имею ввиду тысячу и одну… нет, не ночь, тысячу и один вид сала! Украина же! Там розумиют толк в снэди! Шахрезада от того сала просто бы сбежала из своей Бухары сюда — к нам в сауну!

Закончилось моё испытание как вы уже поняли так же, как и всегда. А ведь хотели как лучше! В голове до сих пор какие-то смутные отрывки событий — вот мы едем в какую-то крутую гостиницу якобы ждут девочки, вот эти девочки, лиц которых я убей не помню — впрочем как и всего остального, что касалось этих девочек, помню только, что Шахризады точно не было.

Вот я заблудился в этой гостинице и по пьяному делу не помню в каком номере мои друзья, а номеров на-минуточку под тысячу, но это бы полбеды — там в потеряном номере и моя верхняя одежда! А на улице январь!

Новый просвет — вот Вова и другие надевают на меня мою куртку и шапку — ага! нашли! Выходим на улицу.

Снова провал и заключительный всплеск — я стою на какой-то трассе и торможу такси. Почему-то один — снова потерялся? Останавливается всё ещё советская стандартная салатная Волга Газ-24 с шашечками, водитель не весьма вежливо — ночь же! — Докуда треба? И тут меня осеняет — а деньги?! есть ли у меня деньги? Я роюсь в задних карманах джинсов… пусто! Все украинские купоны-фантики куда-то испарились! Лезу в другой — рубли. Говорю: — Слушай, командир, а у меня только рубли, подойдут? — Скильки? — Я разворачиваю купюру — 10 тыщ. Две бутылки водки в России. Ну, думаю, пролетаю как фанера над Пари… нет, ближе — над Киевом, но со свистом! Я протягиваю десятку — мятую, тёртую — и с надеждой в голосе спрашиваю: — Хватит до Севастопольской площади?

И тут!!!

Водитель мгновенно вылетает из машины, подбегает ко мне, открывает заднюю дверь и мягонько так:

— Сидайте, сидайте будь ласка! Та за цеи гроши я ж вас… я ж вас… а хочитэ прямо у Москву? Та я зараз!

Я зараз сиданул, уселся поудобнее, скорее даже разлёгся, водила взял с пробуксовкой и слышу:

— Може чо выпить треба? Тама в кармашках пошукайте — это в счёт поездки.

Я пошукал. Там было всё! Эх, Шахризада-Шахризада! Не знала ты, где настоящая Бухара! Киевские водители, как, впрочем, и российские в те времена, в ночную пору подрабатывали коробейниками, точнее алкобейниками — продавали алкоголь страждущим. Я страждал пива баночного и оно — вуаля! — у меня в руках, прохладное, шипящее пеной из-под выдернутой чеки!

Я никогда — ни тысячи раз до, ни тысячи раз после! — не ездил в такси с таким сервисом и уровнем уважения ко мне. И плевал я на эти лондонские кэбы с их потно-вежливыми ниггерами за рулём и уровнем английского хуже моего! — Хитроу? Гатуик? Ес, сэр! — вот и весь запас!

Ехали мы долго, водитель веселил меня анекдотами и байками на своём киевском суржике и я чувствовал, что этот язык для меня совсем родной! Так часто говорят на российских югах — как-то иронично-музыкально, словно поют весёлую песенку, с характерным гхыканьем, мягко, Та вместо Да, Шо вместо Чо ну и прочее. И так всегда говорил и говорю я — мне часто на это указывают, иногда с презрением, иногда с весёлым удивлением, но я так говорил, говорю и буду говорить.

Приехали на Севастопольскую, он завёз меня прямо во двор дома Исакыча, подвёз прямо к подьезду, оборчивается ко мне и с улыбкой:

— Звиняй, хлопчик, до этажу не можу — трохи узковато.

И тут… нет, ну каков наглец! Он собирался дать мне сдачу!!! Меня это так возмутило, будто это я не додал ему несколько рублей и мы теперь спорим. Даже не думай! — был мой ответ.

Исакыч и моя будущая бывшая жена встретили меня тревожно. Но увидев моё счастливейшее лицо, тоже улыбнулись. Я обнял Исакыча (был ещё пьян) и сказал:

— Исакыч, ты вот такой мужик! И твоё лечение прошло на ять! — я проверял всю ночь. Как ты говорил: — Сто килограмм и видишь? — больше не хочу!

Много лет спустя Исакыч дважды приезжал к нам в Ульск. В гости к своим тестю и тёще, которые были его моложе лет на 10-15, но он с добросовестностью правильного еврея наывал их мамой и папой. И мы с ним неоднократно проверяли его курс лечения… потому что Исакыч — вот такой мужик!

Я выключаю главные каналы тэвэ,

Я снимаю с глаз цветные очки,

Не называю больше деньги лавэ,

А к суши беру вилку, а не палочки.

Я ноль по абсолютной величине,

Я чистый лист бумаги — я не минус, не плюс.

Не вешайте лапшу на уши мне -

Я оглох и ослеп, я вас не боюсь.

Я не слышу ни Диму, ни Соловьёва,

Ни Вольфыча-юриста, на даже Самого!

Я не хочу их слышать — что в этом такого?

Мне нынче мой покой важнее всего!

Моё давление в норме — 120 на 80!

И пульс какой надо, и правильный стул,

А пенсия на дом в конверте приносится

И я живу круто, короче всё — Cool!

Я никого не трогаю — меня тоже не надо бы,

Я тихо живу в своей конуре.

Моя жизнь как изюм — мёртвые виноградины

С концентрированным соком в сухой кожуре.

Моя радость и горе — мои, ничьи больше,

Мне надо бы к людям, но я не иду,

Наверное, надо пожить бы подольше,

Но есть ли смысл тянуть эту байду?

Я радуюсь снегу и солнцу на стёклах:

Не так уж и мало — пушистый снежок!

Но стёкла — как и жизнь — все в грязных потёках...

А у кого-то не так? — не парься, дружок!

И в общем всё в ёлочку, в общем всё клёво!

Я спокоен как камень, как мраморный сфинкс!

И скажите, зачем слушать мне Соловьёва,

 Когда уже понял, что жизнь сплошной фикс?

Только вот однажды придут люди в масках,

Люди без лиц — им не надо лица!

И закончится сразу моя кул-сказка...

Вы тоже не ждёте такого конца?

Попробуйте прочитать под музыку этого ролика.

… Он всё бегает, суетится, мельтешит и везде, где бывает, заглядывает всем в лица — ищет. Ходит по магазинам — ему ничего не надо покупать — он ищет! Он ездит на маршрутках, троллейбусах и трамваях, хотя у него есть автомобиль, но не в передвижении дело, а во встречах с людьми, со случайными, среди которых может быть то, что он ищет... 

Давно оббеганы вокзалы, аэропорты, базары и все торговые центры, где люди суетятся как дотошные муравьи — нету. ЭТО трудно найти, потому что ЭТО маленькое, худенькое, незаметное...

… и очень-очень дорогое...

А людские волны суетно обтекают его, спотыкаются об него, возмущаются или нет, извиняются или нет, но ему это неважно — он буквально цепляется своим взглядом за их лица в надежде... 

Но нет… Не ТО… Снова не ТО...

И он начинает новый круг...

Он знает, что никогда не найдёт...

Он знает, что ЭТОГО НИГДЕ нет и никогда уже не будет, но он с упрямством идиота отгоняет от себя эту мысль, как такого же дотошного муравья...

Потому что надо что-то делать,- да, глупое, да, идиотизм! — но делать! — иначе можно сойти с ума, а суета и бестолковое мельтешение отвлекают. 

И он опять бывает везде и по многу раз... 

***

Он не ходит только на кладбище... 

Потому что знает — ЭТО там...

 *** 

Чота сегодня ночь какая-то не та — не сплю. Вчера рюхнулся спать аж в 7 вечера! Ну и вот — в два уже не сплю. Ну по Москве в один, это у нас два. И вот есть два чела, которые делают мою ночь — Сергей Оводовский и Брошка. Точнее их посты. Решил я их совокупить — нет, я не о челах, я о постах. И на этой основе накатать свой — о любви к возрастной тёте, давно было, когда мне ещё лет 25 стукнуло. Или 24 — неважно.

Её звали ЭлЭс. Так вот бесхитростно — Людмила Сергеевна. Даже фамилию помню — ПольскАя. Это не национальность — именно фамилия, с ударением на А. И было ей что-то 42-45. Жил я тогда в одной из банановых республик Северного Кавказа, вокруг социализм гремел, а она была секретаршей у Шамиль-Цураича Цураева — директора нашего горзеленхоза. Всякие такие шамили умеют ловко, они и на траве пенки снимут. Мы тогда культурой своей дюже хвалились, у нас был Чехов и Бунин, а у этих шамилей были кожаные плащи и норковые шапки — они уже тогда в них ходили и как-то без Бунина обходились. Причём даже водители грузовиков, что уж спрашивать с директора Горзеленхоза?

И ей конечно перепадало, все женские аксессуары от парфюма до трусиков у неё ненашенские были, не гремящего социализма, а с загнивающей Европы. Тут конечно мысли появляются нехорошие, но она клялась и божилась, что — С директором? Ни-ни! Да он и старый уже! А мне-то какое дело? Да, я был молод, но юношеская ревность Ромео у меня уже прошла и травиться я не собирался. Впрочем и о наличии такой же Ромео-нтической любви говорить не приходится. Страсть — да, была, африканская! Но любви — чтобы под Луной и стихи Гёте-Есенина — такого не было.

Я тогда служил в одной смешной организации, где многое было можно, даже то, чего нельзя было, так что куда и кому присунуть у меня было, но вот поди ж ты! Запал! Красивая была! Это я каГбэ отвечаю на вопрос Брошки: — а чо так? Некому было присунуть?

В общем было весело. Куражи наши надолго запомнятся всем участникам этих самых куражей. И хотя — как я уже сказал — кругом гремел высоконравственный и бессеребряный социализм, Северный Кавказ как-то выпал из этой погремушки, там уже тогда был почти что нынешний капитализм. Только подпольный. И порезвиться было где и как — например, сгонять в Орджо на Волге буфетчика Башира Героева и снять на всю ночь ресторанчик в горах. С музыкой и свежайшими шашлыками, причём свежайшими — это не просто «спылу-сжару», а когда при тебе режут ягнят и тут же их на вертел. Или в пьяном виде на Хонде Рузвельта Джиоева (я не оговорился, его именно так и звали — Рузвельт) директора магазина «Океан» города Орджоникидзе гонять с визгом колёс по горным серпантинам, замирая от кайфа возможной смерти на крутых поворотах. А тосты Расула Гамзатова! Он тогда уже был старым, но глядя на нас с ЭлЭс, декламировал сочинённое тут же: 

Жизнь прошла как сабантуй,

Как одно мгновение!

Раньше поднимался куй,

А теперь давление!

Так что есть, что вспомнить. И взгрустнуть ненароком.

Но я был бы не я, если бы в конце и вам не добавил немного грустинки.

Наверное, год продлилось это моё помутнение рассудка, это какое-то наваждение.  Результат — меня вышибли из ОБХСС, а к ЭлЭс вернулся из армии сын. И ей было на кого теперь тратить всю свою любовь. Но это уже меня мало интересовало — я уже был сказочно влюблён в инструктора райкома партии одного из районов Марианну Юргенсон и отход от меня ЭлЭс пережил стоически.

ЗЫ. Ну и совсем грустное -  только не дёргайте струны своей души — оборвутся! По истечении некоторого времени я как-то мимолётно услышал, что сын ЭлЭс, влюбившись в некую дЭвишку и однажды пытаясь ей что-то доказать, полез на крышу и сорвался с неё, разбившись насмерть.

ЭлЭс это пыталась пережить, запила по-чёрному и как-то тихо и совсем беззвучно сошла со сцены жизни в неоркестровую яму.

Но я её тогда даже не стремился найти, чтобы поддержать.

Свинство конечно...

Оттака Люпофф бывает...

И  така суТьба...

 И всё-таки… жутко красивая была...

Вот читаю-читаю посты, всё канеш жутко интересно, но как-то невесело, что ли? Вот обо всём  есть, даже в какую часть тела лучше прививацца, а что-нибудь такого-этакого не нашёл. Ну может плохо искал. А что такого-этакого? ну что-нить там про любофф, что-нить лирическое, чтоб душа размякла, чтоб замечталось, чтоб захотелось. 

Хотя… может потому что начало недели? не мечтается никому?

Ну тогда можно я? Я мечтун ещё тот! Ща, как накатаю вам чо-нить лирическое...

Тут лазил по Ютьюбу и ролик посмотрел. Я его вконец вставлю. И сподвиг меня этот ролик скаску написать. Лирическую — а значит романтишную и грустную. Ну может и не грустную — это кому как.

Короче так... 

Жил-был юноша. Не, не прынц, вообще не прынц — обычный такой на первовид. А присмотреться — даже близко не прынц. Жил допустим в пятиэтажной хрущёвке где-нить в рабочем посёлке или за рабочей заставой — помните фильм такой в древности был? Что за застава? почему рабочая, а не пограничная? ну ладно.

Так вот… Пацан-то наш вроде обычный был, а вот и нет! Это снаружи да, а внутри — фигушки! — двинутый! Он романтик был. И потому занимался он в музыкалке по классу фортепьяны… Не, лучше виолончели, потому как фортепьяну каждый знает, а виолончель — что такое? тудыть её в качель! — тут поромантиШнее будет.

Кароч рос он и играл на этой виолончели — блин, длинное название, долго писать, пусть будет просто виола. Всё пацаны в футбол наяривают, на шашлыки с подругами, на рыбалку, на танцах с девахами зажигают, а он — с виолой дома сидит и наяривает. И чо? Ясен-красен никто из девчат на него не зарился. Да он и на мордаху был не особенно. И мышыцов у него… ну какие мышыцы от смычка? И вот  какой с него толк? — ни гвоздя вбить, ни морду кому набить. И потому чувачок этот мимо. Мимо всех, а уж мимо девчат и подавно. А он и не парился — у него виола и он на ней пиликает. Ну двинутый, чо?

Ну вот, шли годы… Те, кто на шашлыки да на футбол или рыбалку — те стали классными грузчиками, водителями, охранниками, один даже начальником охраны!  А некоторые, которые по мордобою дюже справные были, вообще зачалились — ну то есть подсели на неопределённое количество годков, потому что в этом деле лиха беда начало, а там как пойдёт. И пошло хорошо!

 А виолист наш всё пиликал. И допиликался он до того, что его вдруг заметили, вернее, услышали. Пригласили в один оркестр, другой, всё выше, всё лучше — вот он уже в Москве пиликает, вот он на конкурсе в Венеции берёт призы, а вот он уже в Ла-Скале скалится, потому как самому Лучану Паворотти играет!

И вот чо? И вот тогда он стал самым красивым, умным, стройным и ваще — прынц! И нафиг ему эти ваши мышыцы или гвозди вбитые, когда все эти призы числом с многими нуликами пишут и всё в евро?  И это я ещё о его гонорарах и зарплате не говорю! И чем не прынц? Так что утёр он носы всем своим ровесникам-одноклассникам! Прынц, туды его в качель!

Ну это весёлая такая часть скасски, а дальше грустная. Потому что я из тех, кто в охранниках (слава богу хоть не чалился!) и мне как и им нужно полное моральное удовлетворение.

Так вот. Напиликивает этот наш музЛыкант свои еврики, а к нему деффки со всего мира в очередь стоят. А он — ноль внимания, фунт презрения. Нет, не гей. Сам  удивляюсь. Ну он типа Перельмана или Вассермана, он весь в своём увлечении и деффок в нём он не видит. Только ноты и струны. Ха! Паря, это ты женщин не знаешь! И вот одна — спасу нет какая красявишная! — таки подобралась к нему. Тихо так, лисой, каблучками цок-цок, но таки влезла ему в душу! И прынц наш виолетовый влюбился! И куда его виола только делась?! Отбросил он её, а потом и вовсе забросил и всё время только на обнимашки тратил — ну там в ролике это хорошо видно: инструмЭнт на полу валяется, а деффка та красявишная у него на коленях. 

И фсё! И спёкся наш виолист. И какие тут конкурцы-призы? А значит и еврики тю-тю — деффка та не просто так была, всё с него вытрясла! А как последний еврик трясанула — пых! — и растворилась...

Отоно как бываТ! Вот чо любофф делает!

Не, ну вы скажите и чо? Зато он признаный музыкант был! 

Ха! Был — и сплыл! А я вот как был охранник так и остался! И любви этой у меня может поболе, чем у тойного прынца. 

А всё почему? А потому что он к любви непривыкший был, на шашлыки не ездил, на речку с девчонками не ходил, в подъездах не целовался, в стогу сена не обжимался, на танцы — фигушки! — хотя у них там на заставе хороший такой клуб был, из церкви сделаный.

 Ну прынц наш конечно не пропал, только он больше не прынц — сейчас он в той ЛаСкале охранником — пропуск у Лучаны Паворотти проверяет.

Оттака любофф!

Ну а теперь ролик обещаный.

(Основано на подлинных событиях.)

Зависть — чувство нехорошее. И все это знают. Но завидуют. 

Я тоже знаю. И тоже завидую. 

Но одно дело завидовать, допустим, Эйнштейну за его умище или Александру Македонскому за его древнегреческую наглость (зачёркнуто) доблесть, и совсем другое завидовать по принципу «маловато будет!» — например, вот у Витьки такая зарплата, а у меня в половину меньше, а это маловато будет — вот вам и зависть. 

И вот такая зависть плохая. От  неё мысли всякие нехорошие появляются, сон пропадает и в мозжечке зудит. А вот ежели не Витьке, а Сашке — ну тому самому, Македонскому, то тут нет — нормальная такая зависть, она возвышает и на наглость (зачёркнуто) на доблесть толкает. И сон хороший, и в мозжечке все нормально. Но  всё равно я Витьке больше завидую, чем Сашке, только втихую и плевал я на этот мозжечок — потерплю. 

Вообще я с самого детства завидовал. Нет, Витьку я тогда ещё не знал. А Сашку знал — любил всякие книжки читать, думал Эйнштейном стану — ему я тоже немножко подзавидовал. Хотя Сашке больше.

А вырос, созрел, отвалился от родителей и купил себе комнату — на квартиру ума не хватило, не Эйнтштейн, знаете ли, даже не Цвей- и не Дрей-штейн. В коммуналке комната. Два соседа. Один так себе, Пашкой зовут,  живёт тихо-смирно, без наглости (зачёркнуто) без доблести, по электричеству работает, иногда выпивает, баба к нему какая-то ходит — по ночам дышат громко. Да я сам такой, только дышу потише и не по электричеству тружусь, а по государственной безопасности — винный склад охраняю - чему тут завидовать? — себе что ли? Так это зависти не хватит. И складов.

А вот второй сосед — Миша — он дурак. Нет, не просто дурак, как многие, а по медицински. У него и справка есть, он и в армии не служил — вот тут бы позавидовать, но как-то дураком не хочется быть, поэтому зависти никакой — уж лучше дураком быть год в армии, чем всю жизнь в дураках.

Нигде он не работает так, чтобы официально — ну кому дурак на работе нужен? Натворит черте-что — с него спрос какой? — он же дурак! — а ты отвечай за него. Так он грузчиком по объявлениям и на подхвате — шкаф там на второй этаж, пианино на третий — его с бОльшим удовольствием нанимают, чем алкашей из этой же узкой специальности, потому что Мишка не пьёт и не курит даже, так что шкаф не прожжёт. И у него иногда больше на круг выходит, чем у меня или у Пашки. Но всё равно меньше, чем у Витьки. Ну у того, которому я втихаря завидую. Так-то вслух  нет,  — мы же вроде как друзья, а вот по ночам… аж скулы порой сводит. Но это же в тишине ночной и в темноте, а зимой так вообще под одеялом, так что не видно никому. А я и не говорю!

Ну Бог с ним, с этим Витькой, я о Мишке.

И вот Мишка хоть и дурак, а я всё равно ему завидую. Почему? Так у него долгу по ЖКУ уже за 150 тыщ перевалило! У меня вот десять и я весь в волнениях, а он ходит и посмеивается — ну дурак же! Его пугали, стращали, повестки в суд присылали, а он от них даже не прикуривает, потому что не курит… Ах да, я уже это говорил. И в суд конечно не ходит, может дороги не знает? Дурак же! А я вот знаю, потому и в волнениях.

Короче, однажды пришли и свет ему вырубили — ты, грят, всё равно дурак, тебе и без света можно. А он дурак-дурак, да не совсем — соседу пол-литру выставил, тот его обратно подключил. ЖКУ лапки потирает — вот, мол, мы молодцы какие, справедливость восстановили! А Миша уже свои лапки потирает и свет жжёт во всю — счетчик же не щёлкает! И кто тут дурак?

А тут я однажды в платёжки свои смотрю, а у меня за свет больше насчитали. Пошёл ругаться — я же не дурак! Тётя такая объёмная, как сова на глобус наконец-то натянутая, популярно мне обьяснила: 

— То, грит, что вы раньше платили — маловато будет! А у вас общедомовые расходы повысились, вот мы на всех и раскидали, так всегда делается. 

— Однако! — возмущаюсь я, — С чего это общедомовые расходы повысились? Как фонарь во дворе не работал,  так и не работает, и в подьезде лампочки через одну горят? Откуда?

Тётя улыбается и своими объёмами меня в дверь выдавливает: 

— Так у вас, наверное, хитрец какой завёлся, мимо счётчика подключился и за свет не платит, вот и возросли. И на всех жильцов раскидали. Вы не волнуйтесь, мы этого злодея найдём! — и совсем меня за дверь выдавила.

Короче, ушёл я ни с чем. Только с умным видом — потому что я же не дурак, всё понял, мне дважды повторять не надо — я же не Миша. И ещё понял, что означает «натягивать сову на глобус», даже реально увидел. Ну хоть что-то! Хоть какой-то ум добавился.

Так дело дальше пойдёт, совсем поумнею. И может стану Эйнштейном. А Македонским я уже не хочу — в его времена электричество было бесплатным. Потому что его ещё не было. Его Эйнтштейн как раз-то и изобрёл… сука умная...

А Мишу никто и не ищет — да кому он, дурак, нужен? С каких зарплат у него долг удерживать, ежели он нигде не работает? — с пособия, что ли? Так это как с македонским электричеством — нет никакого пособия, ничего ему государство не платит. Так что про «найдём» соврала эта тётя… сова, сука, на глобусе… или глобус в сове?

Вот так и живём — дураки свет жгут во всю, воду льют немеряно, батарей себе понаставили, на лифтах как на тройке с бубенцами катают, а всякие умные за них платят, потому что государственным инстанциям всё маловато будет.

И кто тут дурак?

А мне вот завидно...