До Нового Года осталось 4 дня. Хочется, несмотря ни на что, встретить Новый и проводить Старый если не достойно, то хотя бы весело. И пора-пора уже начинать готовить себя к веселью. Не только в реале, но и тут! И решил я немножко вас развеселить — ну кто хочет, конечно. Опубликую я свои пыльные и пожелтевшие от времени воспоминания о вполне весёлом периоде своей жизни — о работе в славном городе Одессе в чине инспектора-стажёра ОБХСС. Вот только стряхну с них пыль, ибо написаны они были ой-ой-ой как давно! Постов будет много, коментов мало, но коменты тут мне даже не нужны — не в них цель. Я буду размещать эти посты в своём клубе, но для всех — чтобы не загромождать пространство остальной вселенной. И цеплять эти посты друг за другом — чтобы вдруг заинтересовавшемуся читателю было интересней их найти.

Копировать эти посты со своих черновиков я буду точь-в-точь как выкладывал их на сайт тогда — лет 6 назад. Так что помните об этом и не удивляйтесь некоторым внешне не соответствующим вроде бы сегоднышнему дню вещам. И да — длиннннннно!

Вот ещё что — с музыкальными роликами полный облом! Те, которые были раньше к текстам, сейчас в Ютьюбе отсутствуют! Так что ролики буду размещать в коментах — по мере нахождения соответствующих. Но вам это не суть, знаю.

Скучно на сайте, господа. Чувствуется, что переменчивая солнечно-дождливая погода с градом и молниями — у кого за окном, у кого в душе — делает своё мерзопакостное дело. Нет темы, вокруг которой вдруг бы вспыхнула ожесточённая баталия. Даже меркантильность женщин и извечная жадность мужчин как-то не вставляют. Неужто обрыдло? Наконец-то...

Пользуясь эмоциональным затишьем на сайте, накачу я вам старых воспоминаний про Одессу, с которых когда-то начинал своё здесь присутствие. Многим нравилось. Мне тоже. И чем ещё заняться скоропостижно стареющему бонвивану, как не написанием мемуаров? С некоторыми главами я уже знакомил «старослужащих» сайта, с некотрыми — ещё нет. А какие-то родятся по мере опубликования.

Итак...

Для несведущих — краткий экскурс в историю. В 1981-м году (да-да, друзья мои, это было так недавно) я в составе группы выпускников Горьковской Высшей школы МВД СССР был направлен в славный город Одессу для борьбы с хищениями социалистической собственности (была тогда такая), потому как местные прожжённые кадры ОБХСС уже приобрели дефицитные по тем временам автмобили и дачи, квартиры и заграничный ширпотреб и боролись с этими самыми хищениями спустя рукава… модных тогда джинсовых костюмов «Супер Райфл» — таки зачем суетиться? когда у тебя уже всё есть! 

Другими словами руководство ГУБХСС МВД СССР было в курсе о сращивании местных бэхээсэсников с криминалом, а потому для оздоровления обстановки кинуло туда нас — необстрелянных, а значит и ещё неумеющих по понятиям ГУБХСС брать взятки — так оно, это руководство, тогда думало. Блажен, кто вЕрует! Но как блажен кто вОрует!

У нас — выпускников — ни машин, ни квартир, а тем более дач ещё не было, поэтому мы с глубоким пониманием откликнулись на приказ, мысленно представляя себя садящимися в личные «Жигули» и «Волги». Хотя некоторые догадывались, что можно запросто сесть и не в «Жигули», а в серенькую бронированную машинку с неприятным названием «автозак». Но такова была специфика производства, план по посадкам сотрудников не в «Жигули»  в прокуратуре действительно существовал  и выполнялся очень ретиво. Поэтому, хоть карман мы держали ширше, но ухи — востро. 

Кстати, для несведущих людей из молодого поколения расшифрую, что такое ОБХСС, структура суровая и достаточно амбициозная. Попасть туда можно было не всякому и не с улицы по объявлениям. ОБХСС официально расшифровывался так — отдел по  борьбе с хищениями социалистической собственности. Как уж там боролись, можно себе представить, поскольку в народе эта аббревиатура — ОБХСС — расшифровывалась проще — О!-Бери-Хватай-Себя-Снабжай. Но мы — честные и неподкупные выпускники своей Альма Матер (такая Горьковская высшая школа МВД была единственной на весь Союз) уже имели какой-никакой опыт и расшифровывали так — Один Будешь Хапать Скоро Сядешь.

Субъектами — или сказать лучше — перепаханным полем нашей работы были спекулянты, цеховики, подпольные ювелиры, незаконные частные предприниматели, фарцовщики, нехорошие работники сов.торговли, обманывающие честного труженника-покупателя и прочие и прочие. Даже бабушки, торгующие семАчками, могли запросто попасть в наши лапы. Но бабушки мелочь, а инспектора ОБХСС мелочью брезговали. Особенно в Одессе. 

Нас — десант ставки главного командования — высадили в город Одесса в феврале. Одесса была дождливой и грязно-снежной, какой-то мокрой и синей как куры в тогдашних магазинах (даже слова бройлер тогда ещё не было в обиходе), пупырчатой и сморщенной как мошонка у старика. Мы внутренне плевались, потому как представляли себе город Юмора совсем иначе. Нас собрали в большом актовом зале Горуправления на Советской Армии (Преображенской по-старому), знаменитого тем, что на фасаде блекло светилась серо-белая мраморная табличка, гордо возвещающая, что именно здесь гадкими жандармами-белогвардейцами и французскими интервентами были замучены подлинные патриоты Одессы, в том числе и никогда не бывшая одесситкой Жанна Лябурб. Время от времени отношения с Францией то вспыхивали, то угасали и строчку про интервентов-сволочей то замазывали, то снова отмывали. Жандармов-белогвардейцев не трогали. Это наши, мы уж с ними, сукиными детьми, как-нибудь сами разберёмся.

Перед нами выступил маленький чернявый мальчик — зам.начальника всего ОБХСС города Одессы, росточком чуть больше полового фикуса, но в обалденно скрипучем кожане, тогда такой стоил около тысячи (теми, крепкими деньгами, что на наши деревянные примерно сто тысяч). Пребывал он в звании старшего лейтенанта милиции, а манеры имел как начинающий гомосексуалист. Позже нам рассказали про этого субъекта много интересного. Был он, как и предполагалось, из партийных блатных и не то являлся незаконнорожденным сыном самого Гейдара Алиева, не то Папы Римского, что конечно по тем временам было намного ниже. Вот его и пристроили. И судя по плащу, стоимостью в шесть-семь окладов тогдашнего инспектора ОБХСС, пристроили туда куда надо. 

Напутственная речь непримиримого борца с хищениями, и особенно его серебрянная «Сейко» на руке, произвели на нас должный эффект, мы прониклись мыслью, что под началом такого честнейшего человека, истинного борца и нам что-нибудь да перепадёт, ну пусть не «Сейко», пусть не кожаный плащ, но уж пару джинсов «Вранглер» или «Леви Страус» мы себе урвём. А уж капельки-хамелеон — писк моды в те времена — вне всякого сомнения! (кто не знает — это такие были крутые противосолнечные очки)

И Одесса как-то стала нравиться. И куда девалась мошонка? И грязно-серый снег?

Нас распределили по райотделам милиции. Я попал в Жовтневый — это самый центр Одессы. Не знаю — повезло или нет, но уже через пару-тройку недель я щеголял в непаленом «Вранглере», пряча довольный взгляд под капельками. Часов «Сейко» пока ещё не было.

Здание Жовтневого РОВД располагалось на улице Полицейской рядом с площадью Мартыновского, бывшей Греческой. Полицейская — это бывшее, царское название улицы, а вот как она звалась тогда, я уже не помню. Помню рядом был переулок Красный, узкий, грязный, замусоренный и, несмотря на близость ментовки, весь отчаянно зассанный. 

Познакомились со своим будущим руководителем Василь Васильевичем Толпа. Фамилия немного странная, но нам потом прояснили, что представители этой национальности любят мамалыгу, красное вино и ходят всегда толпой. Отсюда, наверное, и фамилия. Ныне отпрыски этих людей известны в Москве как штукатуры, маляры и прочие строители столицы Великой России.

Василь-Василич был человеком  весёлым (видимо, сказывалось красное вино в крови) и незатейливым. Он — как и должно истому молдаванину — начал с… мамалыги. В переносном, конечно, смысле. Ну то есть с еды.

— Ух какая гвардия! — весело ощерился он, увидя троих зелёных юнцов-инспекторов. И сразу без перехода: — Вы кушали?

Даже не выслушав, показал рукой, чтобы мы сели на стулья, а сам в это время уже рылся в своём блокнотике. 

О блокнотике надо сказать особо. ЦРУ и китайская разведка дорого бы дали за этот блокнотик в то время. Там было всё! Все фамилии и адреса негодяев и расхитителей Жовтневого района города Одессы, кто чем дышал и что ел на Пасху, на какой машине возил своё бренное расхитительское тело, с кем спал, кого обмишурил и прочее и прочее. Мы горели желанием хоть краешком глаза заглянуть в этот маленький, но довольно толстый блокнотик — но увы! Это было святая святых! Так никто туда и не заглянул.

Толпа (ударение на О) что-то полистал и, наконец, снял трубку телефона.

— Доброго денёчка, уважаемая, это Толпа… Да-да, Вашими молитвами… Ай, да перестаньте уже, мы же с Вами друзья — какие повестки? 

В трубке слышался грудной женский бас, туалетным бульканьем изливающийся в любезностях и отчаянно картавящий букву Р. Толпа кисло выслушал какую-то льстивую тираду и перебил:

— Таки я шо до Вас звоню… Тут вот ребятишек нам троих прислали, инспекторов… конечно, молоденьких, так шо пусть Ваши девчата их не забижают… Да-да, мы их к Вам на постой таки и определим. Конечно-конечно, какие могут быть деньги, я разве шо сказал за деньги? Я их зАраз до Вас подошлю… Те не, не деньги — хлопцив.

Трубка ещё долго басила и булькала любезностями, но Толпа её положил.

— Сейчас пойдёте по Дерибасовской вниз до ресторана «Братислава», свернёте налево… — и Василь Васильич (будем его называть, как и мы называли для краткости ВВ) начал нам объяснять дорогу. 

-  От памятника Дюка от спины пройдёте на площадь, где герои-моряки. Там слева  кафе «Лотос» (могу и наврать, всё-таки прошло 35 лет), позовёте заведующую — это с ней я разговаривал, — она в курсе. Вас там будут кормить. Три раза в день. Днём это кафе, вечером  ресторан — старайтесь отужинать до ресторана.

— А как насчёт оплаты? — в один голос спросили мы, перебирая мелочь в карманах.

— Вы за гроши? — ВВ ехидно посмотрел на трёх великоросских дураков, — Та за гроши и дурак сможет. А вы инспектора ОБХСС, так шо нияких грошив. Сильно не наглейте, но и не голодУйтЭ. Таки там знают. — он часто срывался на южно-украинский, что часто именуют суржиком.

— А как зовут эту заведующую?

— Толстая такая. С усами. Я знаю? Шо до неё була, тую посадили, эту я ещё не знаю. Ну вот и познакомитесь.

Мы вышли. Так началось наше знакомство с Одессой.

Мы прошли как нам объяснил ВВ и конечно же заблудились. Стали распрашивать прохожих. Одесситы ловко бравировали старыми и новыми названиями улиц и мы в конец запутались. Пушкинская — Итальянская, Дерибасовская — Лассаля, Греческая — Карла Маркса, Приморский бульвар — он же Фельдмана… Ну и куча других. За достоверность таки не ручаюсь, на-минуточку — 35 лет!

И почти все одесситы вежливо нас выслушивали, понятливо кивали головами, почему-то радостно улыбались и неизменно отвечали: — Я знаю? Пройдите тудой вниз и там спросите — там скажут. Вот вам и вежливые одесситы! Ну таки ж не послали подальше, а только вниз! И шо такое? Идите себе, я знаю?

Нашли. Зашли. На кассе сидела крепкая симпатичная хохлушка лет 20-25 в белом халатике и с белой же кружевной наколочкой в волосах. Ух! Как ей это шло! Мы подошли и только раскрыли рот, как она сама раскрыла рот.

— Вы — те?

Глаза её широко раскрылись и она заверещала сиреной гражданской обороны.

— Изабелла Израйлевна! Изабелла Израйлевна! Пришлиииии!

Так вот как оказывается зовут ещё непосажённую заведующую! Надо будет передать Толпе.

Дивчина сорвалась с кассы, даже не захлопнув монетное отделение, (верили тогда ментам простые люди!) и ринулась куда-то в коридоры. Эхом отзывалось «Изабелла Израйлевна-на-на-на».

В мореходстве  есть такой термин — «поворот все вдруг». Это когда корабли, плывущие в кильватер — проще: в линию друг за другом — вдруг одновременно разворачиваются на 90 градусов и шеренгой плывут на тебя. Одесса — город морской — таки жемчужина у мора. Там все знают морские термины. Весь штат кафе-ресторана, вздёрнутый сиреной кассирки, произвёл поворот «все вдруг» и пошёл на нас броненосной шеренгой. Накрашенные фарцовыми тенями глазки словно орудия главного колибра носовых башен шарили по нам троим, рьяно выискивая цель. Ну ужо залпанут! Нет, мы не были монахами, в нашей Высшей школе был довольно демократический режим учёбы — не военное всё же училище! — а горьковчанки тоже далеко не монахини, причём очень далеко не монахини, но от такой атаки смуглых даже зимой южанок, чернявеньких и на расстоянии горячих шо твой паровоз, мы несколько оторопели! Ха! Живём мужики! И эти крали будут нас кормить? Бесплатно? А что ещё? И тоже — бесплатно? Мысли резво растеклись по древу, да так, что и в наших брюках тоже стало как бы деревенеть.

— Дэвочки-дэвочки, все ко мне! — вдруг раздался командный бас и из коридора вышла… нет, выкатился блиндированный вагон легендарного бронепоезда «Гандзя», громившего белогвардейцев на подступах к Одессе в свое время. Вагон приближался с неотвратимостью камнепада, фигура Изабеллы Израйлевны представляла собой ступенчатую пирамиду древних майя, а лицо, глаза, губы — даже уши и лоб! — извергали потоки яркого солнечного света! Её бы да в Арктику — потепление началось бы 35 лет назад! Мне сразу пришли на ум строчки тоже ВВ, но уже Маяковского — «В сто тысяч солнц огонь горел!» Даже в сто пятьдесят! 

Она шла в раскачку на всех парусах своего белого халата, как стопушечный фрегат в средний шторм, толстые анакондные руки были на отлёте как у заправского бодибилдера (хотя тогда их ещё не знали — Боже мой! — не знали великого Арни!), а вся передняя часть от клотика до форштевня просто сияла счастьем! 

За ней как цыплята за наседкой трусил весь женский (другого не было) пЭрсонал — неплохие такие цыплятки! Пушистенькие!

Так и хотелось взять в руку одну-двух цыпочек и зарыться губами в этот мягонький младенческий пух! Но наши узкие по моде брюки-траузера настойчиво отвергали такие мысли.

Вагон, фрегат, камнепад приблизился, нас обдало счастливым жаром доменной печи.

— Вы от Василь Васильича? — кокетливо игранул глазками бронированный вагон-пульман, сопровождая всё это басом Шаляпина.

— Ээээ… дддаааа....

С неожиданной сноровкой фрегат сделал поворот оверштаг (вокруг себя) и бас прогремел:

— Дэвочки, это наши мальчики! Запомните их в лицо — они довольно милые. Прошу их любить и жаловать! И не жаловаться! Они — от Василь Василича!

Последняя фраза была как мантра — дЭвочки в экстазе закатили глазки и томно выдохнули. Если бы она сказала — они от Леонида Ильича — на дЭвочек это возымело  бы гораздо меньшее воздействие. Кто такой Леонид Ильич? — шо он там за поц? — да и где он вообще? Таки пусть себе сидит в Кремле, а вот Василь Василич — зрячее око и карающий меч — рядом. ДЭвочки тут же как и их зав заискрились лучами и радугами, стали поправлять причёски, смущённо крутить локоны и тупить глазки. В общем, точная иллюстрация к рассказам Куприна о его похождениях к проституткам в будуар. (вспомните «Яму») Когда мамахен — она же управительница — выстраивала весь свой рабочий состав-пЭрсонал перед клиентом. 

И уже нам:

— Не стесняйтесь, ребятки. Кушайте всё, что вам понравится — мы вам так рады… — и 32 золотых зуба, вспыхнувших тут же в её рту, засвидетельствовали высокую пробу этой радости.- Вами сейчас займётся Тоооома, — и её нижнее контральто упало до пола, а ярко накрашенный морковной помадой рот изобразил выразительную «ООО», -  а я — уж извините! — пойду, столько дел, столько дел, шоб вы себе тольки прЭдставили — эти отчёты, эти накладные, бухгалтЭрия — шоб они усе сгорЭли! Приятно вам откушать! Всех благ! Огромный привет Василь Василичу — он у вас замЭчательный! Тааакой мужчина!

И опять резкий разворот и тоном фельдфебеля:

— Тома! — прозвучало как выстрел и выразительный хлопок по окороку-бедру, словно бич дрессировщика — я так и думал сейчас скажет — «К ноге!» — Займись! — И две молнии из глаз в Тому.

Вагон укатился, так же авторитетно размахивая руками-колбасами в противовес грузному телу.

Изабелла! Нет, есть что-то поистине гениальное в великом еврейском народе. Именно — Изабелла! Ни Фая, ни Роза, ни Сара — это как корове седло! Изабелла! даже не Белла, Из! Ни добавить, ни прибавить! Лет 50 назад в семье местечкового шинкаря Израиля Каца — ну или Менделя — родилась девочка. И ён назвал её таки Изабеллой! И ведь — гениально! Изабелла Израйлевна! Она была именно — Изабеллой. 

Это дебелое изобильное тело, напоминающее неохватный баобаб! Эта пирамидальная геомЭтрия! А эти усы! Они конечно же проигрывали Буденному, но забивали Чапаева по всем статьям! А эта великолепная грудь девятого размера, которая начиналась от ключиц и уже нигде не заканчивалась! А эта талия! Одесский портной, обмеряя в трёх местах — плечи-грудь-живот — такую очередную Изабеллу мягким мЭтром, не выпуская кучи булавок изо рта, всегда говорит:

— Мэтр дев«яносто, мЭтр дев»яносто, мЭтр дев«яносто — мадам, где будем делать талию?

Она ушла и дЭвочки ожили. Они, а не только Тома, окружили нас плотным кружком и наперебой стали предлагать столики.

— Ой, ребята, вот здесь вам будет ещё удобнее, тут такой вид на Потемкинцев! (в центре площади стоял памятник Потёмкинцам) А хотите, мы вам расскажем прикол про этот памятник? А как вас зовут? а откуда вы? а долго будете тут работать? а… — и так далее, наперебой, причём самый главный вопрос — а вы женаты? — чередовался со всеми остальными через раз.  Потом ринулись накрывать на стол. Кстати, блюда были не ахти — владычество советского общепита! А вот обслуживающий пЭрсонал — ещё как ахти! 

Постепенно часть девчат вернулись к своим рабочим местам, с нами осталось только три официантки, ну и Томочка. Ох уж эта Томочка! Ах уж эта Томочка! Ух уж эта Томочка! (Забегая вперОд — как говорят в Одессе, скажу: — не обломилась она мне, я плачу… нет, я рыдаю...) Высокая, статная, 24 годика! Она рассказала нам байку про памятник Потемкинцам-героям. Там такая ситуация — идёт куча моряков, а передний вдруг резко остановился, присел и растопыренными руками  вроде как всех сдерживает — типа — стой! все назад! А одну руку вперёд протягивает и вниз — на что-то вроде показывает. Что уж там хотел этим сказать монументалист — я знаю? Но одесситы тут же вложили в уста этого морячка такие слова — »Братва! Стой! Глянь — рупь лежит!" А у него из-за спины выглядывают другие матросы — Где? Где?

Смешно, когда видишь памятник. Я тут же, прервавшись от бефстроганов, с наигранным чувством заметил:

— Как Вы хорошо знаете монументализм своего города! Вы знаете — всегда увлекался памятниками. Просто сплю и вижу Ленина в кепке. Вы не могли бы, Томочка, взять на себя миссию ознакомить меня с вашей одесской монументальностью? Я как только взглянул, сразу понял — это весьма монументально! Ну просто резец Микеланджело!

И красноречивый взгляд на четвёртый размер — тогда я ещё млел от большой груди. Томочка якобы зарделась, поправила довольно рискованный вырез своей рабочей блузы и по-одесски хитро глядя мне прямо в глаза, ответила:

— Если Ваша тяга к монументальности, Саша, имеет под собой достойный монумент, то мы можем начать сегодня же вечером, после работы. Я кончаю к одиннадцати вечера.

-" Если она про работу — то это не совсем меня устраивает" — выделяя одно только слово «кончаю», пронеслось  в моей голове. Город незнакомый, где бродить полуночникам, а потом как добираться до общежития Судоремонтного завода на Ришельевской, где нас разместили? А утром на работу?

Всё складывается вроде бы неудачно. Но слышал — одесситки очень гостеприимны. Не оставят же чужеземца на улице! Ночью! Так что может наоборот — удачно? 

В общем, подзадержались мы в «Лотосе» в тот раз. Ну так — знакомились с объектом! Или — в «Ландыше»? Эх, память-память! Таки 35 лет! — ша! — шо вы с-под меня хоЧите?

Но нет — не обломилось...

И сейчас вспоминая эту Тому и её томные — чёрные, как переспелые вишни! — глаза, я...

Да-да, я плачу такими же томными слезами...

.......................

Если понравилось — продолжу.